Многослойное Поселение Польцо

Название этого памятника известно давно, однако до сих пор в специальной литературе не было даже краткого описания его материала, и опубликован лишь один черепок, ни в коей мере не характеризующий само поселение. Цель настоящей статьи – восполнить этот пробел и до выхода подробной публикации познакомить археологов с основными группами вещей и составом коллекций, происходящих с Польца и хранящихся в нескольких музеях.

Польцо открыто в 1924 г. основателем Переславль-Залесского историко-краеведческого музея М. И. Смирновым. Оно явилось первым неолитическим памятником в Переславском районе Ярославской области, вслед за которым в течение нескольких лет было обнаружено до десятка других.

Работы М. И. Смирнова на Польце ограничились в основном сборами подъемного материала и шурфовкой. Первое научное обследование памятника вскоре после его открытия произвел А. А. Спицын, установивший многослойность поселения. К сожалению, результаты наблюдений крупнейшего археолога того времени опубликованы не были, и отчет о его поездке в Переславль-Залесский, по-видимому, не сохранился. Только в 1939 г., когда через поселение была проложена узкоколейная железная дорога, небольшие раскопки на Польце провели К. И. Иванов и С. Н. Рейпольский под руководством П. Н. Третьякова. Судя по краткому отчету руководителя раскопок, на памятнике вскрыто 28 м2 прибрежной части левого берега; углом раскопа взрезано овальное в плане, слегка углубленное в землю жилище и собрана большая коллекция, состоящая из керамики, каменных и костяных орудий, отщепов и т. п. К сожалению, никакой иной документации о раскопках не сохранилось, а несколько ящиков материалов, находившихся в Переславль-Залесском историко-краеведческом музее еще в 1957 г., представляли груду беспаспортных вещей.

Новое изучение памятника началось в 1957 г. автором настоящей статьи, когда возникла опасность полного уничтожения культурного слоя и застройки территории поселения станционными зданиями узкоколейной железной дороги. Первые большие сборы были проведены в том же году во время археологической разведки от Владимирского отряда Среднерусской археологической экспедиции ИИМК АН СССР. Затем в 1958 и в 1961 гг. на Польце состоялись охранные раскопки, позволившие изучить стратиграфию, культурные комплексы левобережной части памятника и составить документированную коллекцию предметов, отражающих историю этого края с эпохи неолита по ранний железный век.

Однако прежде чем рассматривать собственно археологический материал раскопок, следует в общих чертах показать особенности геоморфологического строения этих мест и топографию самого объекта исследования.

История формирования Нерльской низменности, вершиной которой является Плещеевская озерная котловина, рассматривалась несколькими исследователями с различных точек зрения. Наиболее обстоятельно палеогеография этого региона в голоцене разобрана Н. А. Хотинским, следовавшим в объяснении особенностей геологического строения гидросистемы Плещеево-Сомино за М. И. Нейштадтом и А. А. Борзовым. Отсылая интересующихся деталями к работам указанных исследователей, здесь я лишь суммирую их выводы и результаты своих наблюдений, что terminus post quern образования дюн на отмелях и береговых валах древнего водоема приходится на рубеж бореал-атлантикума, ранее которого эти образования находились под водой.

Польцо расположено на обоих берегах р. Вексы, на остатках именно такого развеянного и денудированного берегового вала, указывающего первоначальный исток Вексы из Плещеева озера. В настоящее время берег озера находится примерно в 1 км от этого места вверх по реке. Узкая и неглубокая долина Вексы объясняется ее сравнительной молодостью, а сильное меандрирование – зависимостью потока от общего уровня системы озер Плещеево-Сомино. Последнее чрезвычайно важно, так как, рассматривая строение берегов этой микродолины на территории Польца, находившегося некогда у истоков реки на берегу озера, мы находим в пределах почти 4-метрового (3,78 м) разреза берега четко выраженную заболоченную пойму и столь же четкое двухтеррасное членение, наилучшим образом выраженное на левобережной части памятника. Доказательством неслучайности такого явления служит идентичность указанных террас соответствующим высотным отметкам на протяжении всей Вексы до оз. Сомино и соответствие таким же уровням северо-западного побережья Плещеева озера.

Эти террасы, на которых залегают слои разновременных комплексов, – следы колебаний уровня водоема на протяжении последних восьми тысячелетий голоцена и связаны как с общеклиматическими изменениями, так и с локальными колебаниями уровня грунтовых вод.

В настоящее время правобережная часть Польца занята постройками и огородами окраины пос. Купанское, а левобережная часть, за исключением 1-й террасы, нарушенной строительными канавами и площадями раскопов,– разъездными путями и станционными сооружениями.

Раскопки 1958 г., вызванные началом строительных работ, охватили участок около 260 м2, расположенный на 2-й террасе левого берега и обозначенный в отчете 1958 г. как VI раскоп. Раскопки 1961 г., вскрывшие около 1000 м2, изменили первоначальные обозначения сетки координат, и раскопанный в 1958 г. участок на 2-й террасе стал частью III раскопа 1961 г. Результаты раскопок обоих сезонов на 2-й террасе рассматриваются суммарно, тем более что именно в этой части памятника залегает не нарушенный позднейшими перекопами слой с однородным культурным комплексом классического типа («ямочно-гребенчатый неолит I»).

В этой части поселения культурные остатки занимают верхние горизонты развеянной дюны берегового вала. Они образуют слой до 0,6–0,65 м мощностью, перекрытый тонким слоем современной почвы (подзол) и лежащий на полуразрушенном слое древней погребной почвы кустарниково-лугового типа. Это желтый, слегка оранжевый песок с большим количеством пылевидных частиц, с линзами угля и пепла, хозяйственными ямами, расположенными вблизи очагов, большим количеством однородной керамики, кремневых отщепов, каменных орудий, с развалами отдельных сосудов близ очагов. На многочисленных разрезах, изученных во время раскопок, можно было видеть отчетливое членение этого слоя на три горизонта, отмеченных линзами очагов.

Наиболее древние очаги, сравнительно малочисленные, начинаются в слое погребенной почвы и уходят вниз, в стерильный песок материка. Важно отметить, что именно в одном из них, проступившем только в конце 4-го горизонта на кв. 29/И, на дне очага в золистой линзе вместе с мелкими и случайными кусочками ямочно-гребенчатого сосуда лежали обломки венчиков без орнамента, принадлежавших двум схожим сосудам «фатьяновского» типа. Черепок обоих фрагментов очень плотный, тяжелый, обожжен до звонкости; в глине заметна примесь крупного песка и отдельные зерна мелкой дресвы (?). По-видимому, сосуды были залощены, хотя на поверхности фрагментов можно видеть штрихи. Толщина стенок от 0,3 до 0,5 см. Высота венчика в первом случае 2,6 см, во втором – 3,2 см. На обоих фрагментах имеются сверлины, сделанные, как можно думать, для скрепления трещин. Цвет темно-бежевый, слегка розоватый. На черепках видны следы вторичного прокаливания, что подтверждает их попадание на дно очага во время его функционирования.

Аналоги сосудам подобного типа были найдены в Протасовском, Истринском, Верейском и ряде других фатьяновских могильников Московской группы, относимых большинством исследователей к раннему этапу фатьяновской культуры. Однако эта находка в очаге, перекрытом ненарушенными слоями раннего ямочно-гребенчатого неолита, приводит к мысли об их еще большей древности.

Значительно большее количество очагов принадлежит следующему периоду жизни на поселении. Их верхний уровень, расположенный между современной и погребенной почвой, отмечает временную стабилизацию поверхности дюны. Наконец, третий, верхний горизонт очагов начинается непосредственно под современной почвой.

Такое членение слоя с культурными остатками на три горизонта может быть объяснено двумя кратковременными перерывами в жизни на поселении, впрочем, весьма незначительными, поскольку вещевой материал из нижних и верхних горизонтов раскопа совершенно однороден.

Последнюю точку зрения подтверждают и наблюдения над расположением очагов. Это полусферические, достигающие 0,7–1,0 м в диаметре неглубокие ямы, вырытые в песке и не укрепленные камнями. Нижнюю часть их занимает слой угля и золы. Какую-либо систему, позволяющую очертить контуры жилищ, в расположении очагов выявить не удалось. Однако в некоторых случаях отчетливо прослеживались своеобразные «микрокомплексы», состоявшие из очага, расположенной рядом ямы с остатками крупного сосуда, и каменной плиты из серого мелкозернистого гранита с концентрическими следами от трения на верхней плоскости. Наиболее интересен оказался такой комплекс на кв. 30/Н-О, позволяющий судить об относительной продолжительности обитания в последний период жизни на поселении. Здесь в одной яме были открыты остатки четырех сосудов (в других случаях отмечались два-три), последовательно сменявших друг друга. Они хорошо определялись по донцам, которые не выбрасывались, подобно черепкам от верхней части сосуда, а служили основой для последующего. Точно так же под целой каменной плитой, лежавшей рядом с разбитыми сосудами, оказалось две разбитых ранее.

Эти обстоятельства – нахождение плиты рядом с очагом и сосудом, концентрические следы от трения, равно как и обязательная замена расколовшейся, хотя н не сработанной плиты, новой,– на мой взгляд, позволяют рассматривать указанные плиты не как «шлифовальные» (разбитая шлифовальная плита столь же пригодна для работы, как и целая), а как зернотерки (для зернотерки или ручной мельницы требуется крупная и обязательно целая плита), образующие вместе с очагом и сосудом единый хозяйственный комплекс. Такое предположение подтверждается и материалом указанных плит, так как для шлифовальных плит употреблялся исключительно мелкозернистый песчаник розового, серого или красноватого оттенка и никогда гранит.

Изучение очагов раскопа III привело еще к одному любопытному заключению. С юго-восточной стороны некоторых очажных ям находился отчетливый «серп» золы и мелких угольков, обращенный своими «рогами» на северо-запад. Эта естественная «роза ветров» древней Переславщины совпадает с господствующим направлением современных воздушных потоков, а также свидетельствует, что очаги находились внутри жилищ и могли подвергаться действию ветра лишь по оставлению их хозяевами.

Как упоминалось выше, предметы, происходящие из раскопок на 2-й террасе (III раскоп), образуют единый комплекс, в котором практически не имеется инородных включений, если не считать фрагментов раннефатьяновских сосудов в очаге на кв. 29/И, а также нескольких черепков от сосудов «балановского» типа, найденных в 1-м горизонте и не связанных с культурным слоем. К ним вернемся позже.

Комплекс раскопа III представляет собой довольно раннюю фацию «классического» ямочно-гребенчатого неолита («ямочно-гребенчатый неолит I»), типичного для ранненеолитических памятников лесной полосы Европейской части СССР, в особенности на территории Волго-Окского междуречья. Определяющей категорией в этом комплексе является керамика – фрагменты крупных сосудов с округлым или коническим дном, чашевидной или полуяйцевидной формы. У них широко открытая верхняя часть, образованная вертикальными или же несколько наклонными наружу стенками с прямым срезом венчика. Диаметр сосудов колеблется от 0,2 до 0,5 м; отношение диаметра к высоте равно 1 : 1–1,5.

Сосуды сравнительно толстостенны: толщина стенок варьирует от 7 до 15 мм, достигая максимума обычно возле дна. Это объясняется технологией изготовления. Сосуды «свиты» из широких глиняных лент, косо наложенных друг на друга по спирали, отчего излом черепка или следует этой спайке, открывая ее целиком, или демонстрирует ее как бы в разрезе. Глиняное тесто хорошо промешено и промято; в глину обязательно добавлялась дресва, иногда крупный песок. Иных примесей нет. Дресва и песок исключают трещины и усадку, а в сочетании с хорошим высокотемпературным обжигом дают прочный звонкий черепок желтовато-красного цвета, местами доходящий до синевы.

Однако главным характеризующим признаком для этой керамики является орнамент и та система, в которой он неизменно выполнен. Составляющие элементы орнамента скромны и немногочисленны. В первую очередь это круглая крупная коническая ямка, нанесенная перед обжигом тупым стилевидным пунсоном. Ямки заполняют почти всю поверхность сосуда, и до сих пор с достоверностью не доказано, что употребление их вызвано лишь эстетическим чувством человека и законами родовой орнаментики, а не потребностью уплотнения стенок. Вторым, не менее важным, хотя значительно меньше употребляемым элементом орнамента являются оттиски зубчатого штампа. Все прочие, встречающиеся как дополнение к уже названным – кружки, «ногтевые» вдавления, серповидно-зубчатые отпечатки, оттиски «перевитой веревочки», отпечатки ископаемых раковин,– лишь заменяют эти два основных.

Насколько определенны указанные элементы, создающие все кажущееся многообразие узоров на керамике из раскопа III, настолько же определенна та схема, которой подчинены все их сочетания. Система орнамента сосудов классической ямочно-гребенчатой керамики построена на двух принципах – строгой зональности по вертикали и сплошного заполнения поля зон. Как правило, разнообразие узоров сводится лишь к различным чередованиям широких и узких поясов ямочного орнамента, где ямки расположены в шахматном порядке, а сами пояса разделены то горизонтальными линиями оттисков зубчатого штампа или его заменителей, то зонами таких же косых отпечатков. Единственным отклонением от этого неукоснительно соблюдавшегося правила могут служить фрагменты верхней части некоторых сосудов, где возникает простейший геометрический узор из таких же ямок.

Для выделения и идентификации этого историко-культурного комплекса, прослеженного в раскопе III, не менее важны и каменные орудия. Как ни странно, каменные (кремневые) орудия неолита лесной полосы Восточной Европы изучены гораздо хуже, чем сопровождающая их керамика. Возможно, это происходит оттого, что при раскопках слоев поселений, где смешаны воедино разновременные и разнокультурные комплексы, археолог легче ориентируется среди массы разнородных черепков, чем среди такой же массы, но зато очень схожих орудий. Вот почему ниже, при описании кремневых орудий (в основном по материалам из раскопок 1958 г.), я постараюсь указать наиболее характерные формы всех важнейших категорий, чтобы облегчить задачу последующих исследователей.

Три категории предметов составляют почти 75% всех орудий, найденных в раскопе 1958 г.: скребки, нуклеусы и ножевидные пластины, к которым примыкают ножи и вкладыши. Следом за ними по количеству идут наконечники стрел и дротиков, скобели и зернотерки («шлифовальные плиты»). Все остальное не превышает 19%.

Обитатели 2-й террасы Польца использовали, как правило, пластичный светло-желтый или медово-желтый, а также лиловатый кремень коренных месторождений. Об этом свидетельствуют как сами орудия, иногда сохранившие остатки меловой или известняковой корочки, так и прекрасные ножевидные пластины, достигающие в отдельных случаях полутора десятков сантиметров при идеально правильной форме. Однако в раскопах не было найдено ни одного крупного нуклеуса, который соответствовал бы подобным пластинам. Происхождение первых двух типов кремня наиболее вероятно можно связывать с известняками среднего и нижнего течения Оки, а лиловый и серо-зеленый кремень – с Верхней Волгой. Пестрый валунный кремень с раковистым изломом использовался гораздо реже.

Во всех горизонтах раскопа встречены два основных типа нуклеусов – пирамидальный и цилиндро-призматический. Как правило, все нуклеусы небольших размеров и сильно сработаны. Два «карандашевидных» нуклеуса, выпадающих из этого ряда, найдены не в нижнем, а в верхних горизонтах раскопа 1958 г.

Общую массу ножевидных пластин, значительную по количеству, можно разделить в свою очередь на несколько категорий: собственно пластины без обработки, пластины с ретушью по краю – ножи и пластинки-вкладыши. Если для второй категории использовались пластины широкие и не всегда правильной формы, обработанные широкой приостряющей ретушью по краю, то для вкладышей отбирались, как правило, идеально прямые пластинки различной величины. Среди них можно видеть пластинки со скошенным краем, треугольники и даже тщательно обработанный наконечник стрелы с поперечным лезвием.

Ножевидные пластины вообще чрезвычайно широко использовались в это время обитателями Польца как основа для разнообразнейших орудий. Кроме ножей и вкладышей из них выделывались резчики, угловые и боковые резцы, проколки и провертки, наконечники стрел, изредка – концевые скребки, в том числе и миниатюрные.

Изучение наконечников стрел и дротиков из раскопа 1958 г. позволяет составить интересную картину. Если для наконечников дротиков в основном характерна листовидная форма, то наконечники стрел представлены четкими типами, один из которых может быть назван плоскоромбическим, иногда с намеченными боковыми шипами, а второй – черешковым, сделанным на широкой ножевидной пластине с четко оформленным черешком и лишь частичной обработкой пера и жала ретушью. Наконечников второго типа всего несколько экземпляров и они представляются чужеродными в общем комплексе раскопа III поселения Польцо. Наиболее вероятно их сопоставить с упоминавшейся выше находкой в очаге на кв. 29/И обломков фатьяновских сосудов или же с найденными в 1-м горизонте фрагментами «балановских» сосудов. Наконечники стрел из небольших ножевидных пластинок с частичной подработкой насада и жала повторяют формы основного комплекса и не могут рассматриваться как переходный тип.

Самой обширной категорией находок на Польце, как и на прочих неолитических памятниках, являются скребки, к которым примыкают скобели и скребла. Скребки из раскопа III, как правило, сделаны на толстых овальных отщепах или на расколотых округлых нуклеусах. По форме и обработке рабочего края крутой тщательной ретушью, на которую часто накладывается последующая подправка, скребки могут быть разделены на несколько условных типов, представленных в равной пропорции: 1) круглые и овальные, массивные, с полной обработкой края; 2) вытянутые, с выпуклым рабочим краем; 3) боковые, со скошенным краем. Различие между скребками верхних и нижних горизонтов состоит лишь в степени их сработанности. В то время как у нижних рабочий край затуплен иногда до степени полировки, у верхних ребра ретуши свежи и остры.

Остальные категории орудий представлены незначительным числом предметов, на основании которых трудно выделить ведущие типы. Крупные рубящие орудия и их обломки позволяют реконструировать небольшие симметричные вкладышевые топоры из сланца различных видов, асимметричные в профиле долота и тесла с неглубоким желобком в отличие от поздних. Можно указать только на два крупных и один маленький зубчатых штампа для керамики, сделанные из сланца, и на любопытную кремневую фигурку, по-видимому, изображающую какое-то животное. И штампы, и фигурка были найдены в 1-м горизонте раскопа III.

Любопытной и несколько неожиданной находкой, приуроченной к верхним горизонтам, явилась небольшая овальная сланцевая галька с продольно прорезанной бороздой и параллельными рядами мелких перпендикулярных насечек. Форма предмета и характер орнамента позволяют видеть в находке не очень умелую местную имитацию раковин каури, известных по находкам в погребениях эпохи бронзы лесостепной полосы Восточной Европы.

Такова общая, предельно краткая характеристика комплекса ямочно-гребенчатого неолита, слои которого были найдены на 2-й террасе левого берега Вексы. Судя по зачисткам и отдельным шурфам, на правом (высоком) берегу этот комплекс лежит в основании культурного слоя и перемешан с более поздними.

Совершенно отличная картина была обнаружена во время раскопок на 1-й террасе прибрежной части Польца в 1961 г. (I раскоп). В отличие от 2-й террасы здесь лежит собственно культурный слой, насыщенный гумусом до черноты. Однако в отличие от раскопа III стратиграфия на территории раскопа I далеко не везде одинакова. Если для раскопа III, как мы видели, определяющими признаками горизонтов могут служить очаги в сочетании с остатками погребенной почвы, то здесь эту роль выполняет резкий, без каких-либо переходов контакт белого (озерного?) песка материка и черного, лежащего на нем культурного слоя. В последнем наряду с разнообразной керамикой эпохи бронзы преобладает керамика ложнотек-стильного типа.

Насколько можно судить по раскопкам 1961 г. и разрезам канавы 1957 г., этот идеальный контакт в трех или четырех местах нарушен обширными (площадью около 100–120 м2) овальными впадинами, углубленными в материк на 0,2–0,3 м. Ниже уровня указанного контакта такие впадины заполнены почти прессованным слоем костей, отщепов, каменных орудий, фрагментами сосудов и их развалами. Одну из этих впадин затронул раскоп П. Н. Третьякова в 1939 г., и она же в большей своей части была вскрыта в 1961 г. (раскоп I, квадраты 23–27/И-К и 23–25/Н-О, всего около 60 м2). Хотя указанная впадина исследована не по всей своей площади, из наблюдений и сравнения с другими аналогичными впадинами 1-й террасы создается впечатление, что перед нами остатки обширного, лишь слегка углубленного жилища, в значительной степени разрушенного позднейшими поселениями людей и весенними паводками.

Поскольку состав заполнения и чередования слоев во всех впадинах прибрежной части одинаков, равно как и перекрывающий их слой, именно здесь можно наиболее полно проследить стратиграфию отложений на 1-й террасе и последовательность смены культурных комплексов.

Сейчас, после раскопок 1961 г., атрибуция указанных впадин (жилища) и определение их первых обитателей не вызывает особых сомнений, хотя последующая история представляется далеко не столь четко и наглядно, как для раскопа III.

Нижний, самый малочисленный комплекс находок, особенно бедный во вскрытой впадине, представлен размокшими, очень плохо сохранившимися фрагментами толстостенных сосудов с характерным непрочным пористым черепком. Именно структура черепка, указывающая на выгоревшие при обжиге органические примеси, округлый венчик, орнамент, представленный разнообразными оттисками крупного зубчатого штампа, среди которых можно встретить и «рамчатые» отпечатки, и характерную «шагающую гребенку», позволяют видеть в данных черепках ранний вариант так называемой «волосовской» керамики («волосово-1»). Это подтверждается наличием некоторых кремневых орудий (обломок листовидного кинжала), характерных для подобного керамического комплекса, а главное – находкой двух янтарных подвесок. Все эти предметы залегали в тонком слое сероватого крупнозернистого, как бы промытого песка с золой и мелкими остатками рыбьих костей, выстилающем дно впадины и достаточно отличающимся как от вышележащих слоев, так и от подстилающего песка материка.

Судя по условиям находки, этому же комплексу принадлежит треугольный обломок нижней части подвески (?) из доломита с процарапанным на ней, с одной стороны, горизонтальным зигзагом, а с другой – плохо сохранившимся вертикальным ромбическим орнаментом, аналоги которых можно видеть на некоторых костяных изделиях неолитических поселений Северо-Запада. В этом же слое было найдено и трапециевидное в сечении каменное тесло.

В довершение следует особенно оговорить, что керамика описанного типа не встречалась в лежащих выше слоях заполнения и, несмотря на свою исключительно плохую сохранность, свидетельствует о залегании всего комплекса «волосово-I» in situ.

Основной слой, заполнивший впадину жилища, по своей структуре, цвету и выполнению достаточно четко отделяется как от этого нижнего, так и от вышележащих, обильно гумусированных слоев, не сохраняющих, как правило, органику в первозданном виде. Более темный, чем первый, и более светлый, чем последующие, этот слой состоит из массы черепков, между которыми можно видеть крупнозернистый речной песок, пронизанный коричневым тленом от органических остатков, множество мелких рыбьих костей и чешуи, обломки крупных костей животных, изделия из камня и обломки костяных орудий. Стратиграфически этот слой неделим, хотя заключает в себе два резко отличных керамических комплекса. Первый из них, отличающийся геометрическим ямчато-накольчатым орнаментом, резко преобладает в нижних горизонтах; второй, представляющий дальнейшее развитие ямочно-гребенчатого неолита («ямочно-гребенчатый неолит II»),– в верхних горизонтах.

Комплекс ямчато-накольчатой геометризованной керамики, или тип «берендеево-I», как в дальнейшем я буду его обозначать, до последнего времени не привлекал специального внимания исследователей, хотя известен уже на многих памятниках Волго-Окского междуречья. В Переславском районе в чистом виде он встречен на поселении Берендеево-I и на стоянке Плещеево-II, в то время как сама керамика этого типа встречается гораздо шире (стоянка Теремки, Сомино-II, Ивановское-III и др.). Сейчас на основе изучения фрагментов можно реконструировать три типа сосудов этого комплекса. Первый из них характеризуется прямыми стенками и округло-коническим дном, а отношение диаметра к высоте 1:2. Второй тип условно можно назвать полузакрытым – с круглым дном, округлым туловом и небольшим изгибом сужающегося венчика. Третий тип по форме своей приближается к «усеченной капле», причем слегка волнистый от защипов венчик резко отогнут на сужающемся горле. По-видимому, в этом комплексе существуют и другие формы. Так, можно указать на фрагменты стенок с фигурным краем, на обломки широких, но не глубоких блюд или чаш.

Все эти сосуды сделаны из «стандартизованного» глиняного теста, единственной и обильной примесью к которому служит крупный песок, отчего поверхность черепка всегда шероховатая и зернистая. Зерна дресвы встречены как исключение. Черепок серый, шершавый, плотный, тонкий (не более 0,7 см). Излом прямой, иногда удается заметить легкую слоистость. По следам на поверхности можно видеть, что сосуды, как правило, изготовлены техникой выколачивания.

Подобно технологическим приемам стереотипно и украшение сосудов этого комплекса. Основные элементы орнамента – узкая цилиндрическая ямка, поставленная под углом к поверхности сосуда, изредка – короткий отпечаток толстого валика зубчатого штампа (преимущественно на внутренней стороне венчика. Иногда можно увидеть неглубокую коническую или овальную ямку.

Применение того или иного штампа, как можно судить, связано с определенным типом сосуда. Коническая или овальная ямка, образующая двойные или тройные ряды, разделенные свободной от орнамента полосой, встречается лишь на сосудах первого типа и на блюдах. Для сосудов второго и третьего типа характерно такое же зональное членение пространства, но сам узор выполнен исключительно косым наколом и состоит из треугольников, ромбов, горизонтального зигзага и пр. В таком случае зубчатый штамп применяется лишь для моделировки венчика, а неглубокая коническая ямка (редко) – для звездообразного украшения дна. Характерная черта этой орнаментальной схемы – наличие большого пространства, свободного от узора. Очень часто это те же фигуры, в сочетании с описанными выше создающие как бы «шахматный» рисунок; иногда – пояса, отделяющие орнаментальные зоны друг от друга.

Один из дополнительных вариантов, распространенный достаточно широко, – сочетание косого накола с отпечатком ногтя.

Смешанное залегание этого комплекса с поздней фацией ямочно-гребенчатого неолита в раскопе I поселения Польцо заставляет отказаться пока от попытки выделения и описания его орудий, хотя именно здесь встречены формы скребков и наконечников стрел, аналогичные известным по коллекции из Берендеева-I и Теремков. Главным выводом из наблюдений над находками этого слоя является то, что все без исключения орудия сделаны на отщепах, причем в массе своей употреблялся валунный кремень.

Отсутствие ножевидных пластин и полная замена их отщепами как основной категорией полуфабриката для орудий становится важным определяющим признаком, когда мы переходим к верхнему слою заполнения жилищных впадин, представленному опять комплексом ямочно-гребенчатой керамики («ямочно-гребенчатый неолит II»). Ямочно-гребенчатая керамика среднего слоя раскопа I только на первый взгляд представляется схожей с керамикой раскопа III, рассмотренной выше. Однако при детальном сравнении различия оказываются значительными.

Ямочно-гребенчатая керамика раскопа I представлена сосудами значительно меньших типов, чем аналогичная, но предшествующая ей по времени. Как правило, сосуды более круглодонны, полузакрытого типа. При сохранении старой технологии и рецептуры в орнаменте сосудов появляется большее разнообразие, возрастает роль зубчатого штампа; появляются новые узоры, в которых можно заметить отражение орнамента инокультурных групп, с которыми уже успели познакомиться местные жители. Однако наиболее ощутимые изменения в позднем ямочно-гребенчатом комплексе раскопа I заметны по каменным орудиям. Вместе с исчезновением ножевидных пластин как основополагающей формы каменной индустрии в обиход входят орудия исключительно на отщепах, а также изготовленные из самых разнообразных горных пород (сланец, шифер, граниты, оливины, песчаники, доломиты), для которых применяется сверление, пиление, оббивка и полировка.

К этим же слоям принадлежат обломки костяных орудий (гарпуны, проколки, «заострения под углом 45°», лощила), подвески из резцов лисицы, бобра, шлифованные костяные подвески подпрямоуголъной формы, а также подвески из резцов быка (тур, корова?), аналогичные найденным на поселении Теремки. Интересно, что за исключением плоских шлифованных костяных, все подвески имеют не сверлины, а боковые нарезки, чем отличаются как от «берендеевских», так и от более поздних по времени.

Происходящий из этих слоев остеологический материал позволил В. И. Цалкину определить следующие виды: лось, медведь, северный олень, кабан, бобр, заяц, лисица, ласка, куница, собака, свинья, лошадь, крупный рогатый скот, птицы и рыбы.

Резкий контраст черного культурного слоя прибрежной части с белым песком материка, прослеженный повсеместно за пределами жилищных впадин (см. выше), на их территории соответствует столь же четкой границе указанного культурного слоя с подстилающим его слоем ямочно-гребенчатой керамики («ямочно-гребенчатый неолит II»). Странность этого явления, подчеркнутая как резким отличием структуры обоих соприкасающихся слоев, так и отсутствием нижележащего материала за пределами впадин, объясняется, на мой взгляд, хронологическим разрывом между накоплением остатков, во время которого произошло резкое повышение уровня воды в гидросистеме «Плещеево озеро – озеро Сомино». Последнее привело если не к полному, то к периодическому затоплению прибрежной части Польца (1-й террасы). Бурные весенние паводки с ледоходом должны были почти полностью уничтожить накопившийся на поверхности 1-й террасы культурный слой, сохранив его лишь в нижней части жилищных впадин, однако промыв его и уплотнив.

Характер залегания материала, разобранного выше (развалы сосудов, горизонтальное положение всех черепков), равно как и структура слоя (отчетливо выраженная однообразная слоистость по всей впадине, линзы кострищ в слое), на мой взгляд, только подтверждают подобное заключение. Эти же соображения позволяют отклонить предположение о возможной «обратной стратиграфии» впадин как следствия искусственного выравнивания площади поселения в последующую эпоху; в таком случае поздняя ямочно-гребенчатая керамика («ямочно-гребенчатый неолит II») должна была бы предшествовать комплексу «берендеево-I» или быть с ним полностью перемешана чего, однако, не наблюдалось.

Лежащий выше слой однородного черного песка, отложившийся уже после регрессии системы и стабилизации уровня грунтовых вод, заключает в себе самые разнообразные остатки, относящиеся целиком к эпохе бронзы и началу эпохи железа. Стратиграфически они нечленимы и могут быть выявлены лишь на основании различия в типах керамики. Малое количество этих остатков не позволяет видеть в них следы долговременных и многолюдных поселений, скорее, результат многократных, но кратковременных посещений, причем последовательность в смене культур эпохи бронзы на берегах Вексы в отличие от неолитических культур может быть указана только предварительно.

В первую очередь внимание привлекают фрагменты фатьяновских и «балановских» сосудов. Обломки последних найдены в современной почве и в 1-м горизонте раскопа III над слоями с комплексом «ямочно-гребенчатого неолита I». Другие, относящиеся к этому же или несколько более раннему времени, представленные в значительно большем числе, встречены в слоях эпохи бронзы раскопа I. Здесь же встречались каменные цилиндрики – высверлины, получавшиеся при изготовлении каменных боевых топоров, а также обломки самих топоров. Единственный целый топор представлен ранним типом и является случайной находкой 1955 г. Кроме керамики балановского облика здесь встречены обломки разнообразных сосудов с геометрическим прочерченным или со шнуровым орнаментом, характерным для более западных вариантов культуры «боевых топоров».

Второй, столь же определенной группой керамики, относящейся к эпохе бронзы, следует считать, своеобразный керамический комплекс, в том или ином количестве прослеживаемый на многих памятниках Волго-Клязьменского междуречья. Это фрагменты шарообразных сосудов с очень характерным широким, сильно отогнутым венчиком специфического профиля. Сосуды украшены тонким геометрическим узором из мелких оттисков зубчатого штампа, как правило, по венчику и на плечиках, хотя подобным орнаментом покрывалось и все тулово. Глиняное тесто сосудов однородное, пористое от выгоревшей органической примеси; в нем видны красные и ржавые точки мелко перемолотого шамота.

Эта керамика чрезвычайно близка сосуду из кургана № 13 Кухмарского могильника и хотя подобную керамику А. X. Халиков считает особой «чирковско-сейменской», представляется, что ее следует рассматривать как некий дериват абашевской культуры.

Наконец, последним и наиболее четким комплексом, встреченным в раскопе I на поселении Польцо в 1961 г., является керамика ложнотекстильного типа, в которой можно видеть ранние формы, сопоставимые с керамикой могильника Дикариха, но в основном более поздние, наиболее полно изученные по раскопкам однослойного поселения Плещеево-III. Эта керамика, прослеживаемая в Волго-Окском междуречье и на памятниках Верхней Волги, в Переславском районе присутствует на многих стоянках и поселениях. На Польце остатки поселения ложнотекстильной керамики, залегающие в верхнем слое прибрежной части, разрушены недавней пахотой, дорогой и строительными работами. Собранный в раскопе материал позволяет реконструировать типичные для этого периода формы сосудов – широкие в верхней части и резко сужающиеся книзу, с маленьким плоским дном, украшенным с наружной стороны ложнотекстильным орнаментом, а с внутренней – беспорядочными наколами. Ложнотекстильным орнаментом как фоном покрыта и вся поверхность сосудов. Собственно орнамент из треугольников, «городков», выпуклин-«жемчужин», нанесенный оттисками зубчатого штампа и различного рода вдавлениями, столь типичный для этой культуры, покрывает лишь верхнюю часть сосуда – горло и плечи. Наличие в слое вытянутых треугольных наконечников стрел с шипами, толстым, иногда овальным черешком, равно как и скребков с полностью обработанной спинкой, позволяет идентифицировать этот комплекс с комплексом поселения Плещеево-III и датировать тем же временем.

Кроме указанных относительно четких и богато представленных комплексов в верхнем слое прибрежной части Польца заключено большое количество «атипичной» керамики, заставляющей предполагать присутствие здесь представителей самых разнообразных культур эпохи бронзы. Находки эти многочисленны и разнотипны.

Однослойные поселения с подобными комплексами на берегах Плещеева озера и в его окрестностях пока неизвестны и, судя по тому, что такая керамика открыта лишь в слоях Польца, вряд ли будут найдены. Тем не менее, присутствие подобной керамики чрезвычайно интересно, а для последующих исследователей может явиться указанием на существовавшие некогда контакты обитателей этих мест с племенами юга и запада.

Как видно из предыдущего, уже первое знакомство с материалом этого интересного памятника дает представление об основных этапах древней истории Волго-Клязьминского междуречья и последовательности появления в местной среде инокультурных компонентов («волосовские», фатьяновские и абашевские племена), оказавших различное влияние на ход исторического процесса. Но если относительная хронология представляется теперь достаточно определенной, вопросы абсолютной хронологии еще ждут своего разрешения.



Пока для поселения Польцо нет ни одной твердой даты, полученной методом радиоуглерода. Палинологические исследования на территории поселения оказались безрезультатны, так как пыльца в песке сохраняется плохо, а ее спектр искажен наличием переотложенной пыльцы более древних эпох. Поэтому единственным достоверным критерием, дающим возможность установить общую хронологию культурных комплексов Польца, оказывается связь этих комплексов с различными элементами рельефа, выяснение естественно-географических факторов, влиявших на природную среду, и корреспондирование полученной схемы с наблюдениями, проведенными на Берендеевском и Ивановском болотах Переславского района в особенности со схемой, полученной для поселения Ивановское-III.

На схематическом разрезе долины Вексы, где проходит залегание основных культурных комплексов, хорошо видно, что поселение на 2-й террасе, являющееся наиболее древним («ямочно-гребенчатый неолит I»), возникло и существовало в период высокого стояния уровня вод, при котором современная 1-я терраса была затапливаемой поймой. Последующее наступление климатического оптимума вместе с резким падением уровня вод и освобождением 1-й надпойменной террасы отмечено возникновением здесь «ранневолосовского» поселения (жилищная впадина раскопа I, нижний слой). Указанный климатический оптимум продолжался довольно долго, так как в эти же жилищные впадины на 1-й террасе отложился комплекс типа «берендеево-1», перекрытый в свою очередь мощным слоем позднего ямочно-гребенчатого неолита («ямочно-гребенчатый неолит II»). Конец климатического оптимума, увеличение осадков и повышение уровня вод отмечено уничтожением культурного слоя на поверхности 1-й террасы при сохранении его в пределах жилищной впадины. Этот вывод подтверждается резким контактом белого озерного песка 1-й террасы с лежащим выше гумусированным культурным слоем, который содержит уже остатки эпохи бронзы.

Указанное резкое и катастрофическое поднятие вод, затопившее жилища прибрежной части, было непродолжительным. В последующую эпоху 1-я терраса оказывается окончательно сформировавшейся, а гидросистема Плещеево-Сомино – равновесной.

Полученная нами динамическая картина хорошо согласуется со схемой поселения Ивановское-III, дополненной результатами радиоуглеродной датировки поселения Берендеево-1 (ГИН-112б 4300±40, ГИН-1976 4340±40). Приняв последнюю дату для «берендеевского» комплекса раскопа I поселения Польцо, мы получаем возможность отнести «волосовский» комплекс не менее чем на одно столетие вглубь, а комплекс раскопа III – по меньшей мере к рубежу IV–III тысячелетий до н. э., учитывая естественную длительность формирования 1-й террасы, разрушения и выщелачивания погребенной почвы, процесс накопления эоловых песков, заключающих в себе очаги раскопа III, и другие природные факторы.

«Берендеевские» слои на неолитических памятниках Переславщины, как правило, залегают всегда очень низко по отношению к современному уровню вод, соперничая в этом отношении с керамикой ложнотекстильного типа (например, Теремки, Сомино-II), и указывают на начало продолжительного климатического оптимума во второй половине атлантикума, который вызвал на болотах Восточной Европы образование мощного «пограничного горизонта». Резкое поднятие вод на границе атлантика – суббо-реала, отмеченное на Польце разрушением культурного слоя 1-й террасы и, возможно, уничтожившее древостой на болотах, в целом не повлияло на общую климатическую картину II тысячелетия до н. э. Климатические и природные изменения этого периода отмечены в культурном слое прибрежной части Польца появлением керамики и предметов, принадлежащих иным культурам юга, юго-востока и запада, явившихся как бы отголосками мощных и обширных движений, происходивших в то время на территории Восточной Европы. История этой эпохи еще совершенно неясна, как не ясны пока компоненты, приведшие к сложению на рубеже II–I тысячелетий до н. э. культуры ложнотекстильной керамики, отмечающей в Волго-Клязьменском междуречье и далее на север переход от эпохи бронзы к раннему железу.

Раскопки и предварительное изучение материалов Польца дали возможность составить первую стратиграфическую шкалу древней истории Волго-Клязьменского междуречья, подтвержденную наблюдениями над другими памятниками. В свою очередь это позволяет впервые достаточно отчетливо выделить два этапа в развитии ямочно-гребенчатого неолита, что в сочетании с другими наблюдениями над материалом более поздних эпох позволяет утверждать неизменность основного контингента населения междуречья в IV–I тысячелетиях до н. э., несмотря на многочисленные появления здесь инокультурных групп.